во сне у сумасшедшей сказки (с)
21:57
Анечка
И это один из трех драбблов, которые я хотела написать. Драббл, как всегда не получился.
Пиши я сейчас, он выглядел бы несколько по другому, но уж что получилось, то получилось.
Название: Анечка
Автор: THEsud
Бета: Санди Зырянова
Размер: мини, 2673 слова
Пейринг/Персонажи: оригинальные
Категория: джен
Жанр: хоррор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: об опасностях работы в детском саду
Примечание: для fandom Creepy 2014 на ФБ-2014
Машка в нашей группе была, пожалуй, единственной, кто выбрал специальность по призванию. Не секрет, что сейчас на «Дошкольное образование» идут в основном те, кому не хватает вступительных баллов или родительских денег. Ей же вся эта муть про педагогику на самом деле нравилась. Она на творческих занятиях так выступала, что девчонки сидели, развесив уши. И преподаватели ее очень ценили. Так что никто не удивился, когда после зимней сессии она вместо каникул устроилась нянечкой на полставки в детский сад, где проходила практику. Похихикали тихонько за спиной на ее «материал для диплома буду собирать» и «там такие детишки классные», да и все.В начале семестра она на занятия не пришла, а через пару дней староста сообщила, что Машка забрала документы, из общаги выехала и учиться больше не будет. Вся группа обсуждала ее поступок, слухи разные ходили, но точной причины так и не выяснили.
Я встретила ее спустя полгода в общежитии нашего универа. Она летом из своего поселка снова в город приехала. Сказала, что поступать на бухгалтера. А я в приемной комиссии подрабатывала. Мы с ней всего пару раз мимоходом и пересеклись, поговорить толком не удалось, да не особо и хотелось. Но как-то вечером она сама ко мне пришла, ночевать попросилась. Я удивилась, конечно, но пустила, не жалко. Мы поболтали немного о всяком и слово за слово добрались до ее ухода. Машка отнекивалась, мялась, пустую чашку в руках вертела, а потом рассказала, что с ней произошло. Сначала неловко и тяжело, с паузами, а потом, наоборот, легко; слова точно сами из нее лились — не остановить. Выговориться, видимо, хотелось.
Заведующая в детском саду ее приходу очень обрадовалась (правильно, разве сейчас таких идиоток-то найдешь) и определила в ту же самую группу, где она на практике была, к пятилеткам. Машка нам еще раньше все уши прожужжала, какие там дети подобрались замечательные и умные, так что тоже была не против снова с ними работать. Единственное, что немного омрачало радужные планы на будущее, — это Нина Рудольфовна. Дородная женщина лет шестидесяти носила одежду размера, равного своему возрасту, собирала волосы в куцый седой пучок и была воспитателем еще старой советской закалки. Она искренне считала, что прикрикнуть на ребенка или дать увесистый шлепок вполне допустимо.
«Только на пользу им пойдет, они же слов не понимают. Нас так воспитывали, и с ними ничего не случится», — в первый же день поделилась она опытом с юной практиканткой и посетовала, что родители сейчас пошли нервные, чуть что, жаловаться бегут к заведующей, а то и в ГорОНО. Машка вместо того, чтобы промолчать, принялась спорить и сразу же оказалась внесена в список «молодых и неблагодарных». Иногда казалось, что Нина Рудольфовна запросто и ей самой отвесит затрещину, сделай только что-нибудь не так. А рука у нее тяжелая.
Позже, еще на учебной практике, выяснилось, что все не так страшно. Прикрикнуть на детей она могла, да таким сочным басом, что Машка аж сама невольно вздрагивала, но бить никого не била. Ну, практически. Один раз Ваньке Петрову поддала по заднице за то, что разбросанные игрушки не хотел собирать. Машка тогда зубы стиснула и смолчала, только Ваньке помогать бросилась. Ему и так с родителями не повезло: то отец пьяный забирать придет, то мать орет матом на всю раздевалку, чтобы штаны быстрей натягивал. Такие точно жаловаться никуда не пойдут. Поэтому, наверное, Нина Рудольфовна и не сдерживалась. С остальными же все спокойно было: строго и сурово, но без рукоприкладства. Да и дети ее недолюбливали, боялись и поводов особых к недовольству не давали.
В общем, работать с Ниной Рудольфовной оказалось терпимо. Требовать с нового сотрудника, а не с практиканта, она стала больше, но Машка особо не расстраивалась, знала куда шла. А дети… Дети ее возвращению были рады. Счастливый Ванька в первые часы все рядом скакал, новости свои мальчишеские пересказывал.
Девятый рабочий день стал последним в ее детсадовской карьере. И в педагогической деятельности тоже.
За окном завывала февральская метель, поэтому дети вернулись с вечерней прогулки очень быстро. Но даже за пятнадцать минут половина группы умудрилась вымокнуть и извозиться в снегу по уши. Машка собралась домой, оделась и привычно уже прошлась по раздевалке, подобрав забытую на полу варежку и сняв с батареи пару курток. Нина Рудольфовна с упорством барана отправляла туда сушиться любую одежду; наплевать ей, что это современные технологии, и высокая температура их испортит. Нечего детям дорогие вещи покупать! Вот и весь разговор.
Надо было сказать Нине Рудольфовне, что она уходит, но Машка нерешительно топталась у приоткрытых дверей в группу. Там проходило занятие: дети сидели на расставленных полукругом стульях, а воспитатель зачитывала им отрывок из какой-то книги.
— А теперь все закрыли глаза и представили кошку, — скомандовала Нина Рудольфовна и начала перечислять: — У нее белая пушистая шерсть, острые уши…
Она говорила медленно и с выражением, но вкладывала в слова столько театральности, что звучали они ужасно. Как для тупых или отстающих в развитии.
У кошки четыре ноги, блин. Машка была готова биться головой о стену. И это называется «психологическое воспитание» и «развитие воображения»? Как? Как можно делать это настолько убого? Есть огромное количество отличных методик, игровых, легких и интересных, которые обязательно понравятся детям. А все происходящее — прошлый век.
— Глаза закрыли, я кому сказала! — неожиданно рявкнула Нина Рудольфовна. Новомодные тенденции, входящие в обязательную образовательную программу, ее раздражали. Никакой пользы от них, одни проблемы.
Дети испуганно зажмурились. У сидящего боком к дверям Ваньки аж ухо покраснело от напряжения. Машка решила не торопиться с уходом: попасть под горячую руку не хотелось. Она прислонилась плечом к косяку, тихонько наблюдая за занятием. По крайне мере, будет точно знать, как делать не надо.
— Тебе еще раз повторить? — Нина Рудольфовна сжала губы и грозно посмотрела на группу девочек по левую руку от нее.
Было непонятно, кто именно вызвал ее недовольство. Поступок насколько смелый, настолько и глупый. Но вопреки опасениям следующие слова прозвучали почти ласково:
— Вот смотри, все закрыли глаза и уже видят кошку. И ты закрой.
Нина Рудольфовна снизошла до уговоров — редкое зрелище.
— Я и так вижу.
— Что значит так? — миролюбивый настрой слетел в одно мгновенье, словно по щелчку выключателя. Где это видано, чтобы какая-то соплячка перечила воспитателю. — Тебе сказано, закрыть глаза?! Закрой и сиди молча!
— Не буду, — голос был еле слышен, но белобрысая макушка с двумя аккуратными косичками упрямо качнулась. — Я и так вижу.
— И что же ты видишь?
— Кошку, — тихо прошелестело в ответ на насмешливо-издевательский тон. Пятилетний ребенок не мог оценить его в полной мере, а вот Машка могла, и от разлитой в словах желчи ее передернуло. Нельзя так с детьми. Тем более с впечатлительными детьми с развитой фантазией.
— Не ври мне! — Нина Рудольфовна грузно поднялась со стула, шагнула вперед и, уперев руки в бока, нависла над худенькой девочкой.
Происходящее никак не укладывалось в голове. Если бы Машка не видела все собственными глазами, то никогда бы не поверила.
Анечка была беспроблемным ребенком. Спокойным, послушным и добрым. Есть такие дети — чистые и светлые, рядом с которыми легко. Воспитатели на нее не могли нарадоваться. Чужие родители в пример приводили. И с ребятами она хорошо ладила. Заводилой и лидером никогда не была, скорее наоборот тихоней и мечтательницей, но тянулись к ней все. Любые ссоры при ее появлении сами на нет сходили. Даже хулиганистый Глеб — гроза всех девчонок в группе — рядом с ней себя смирно вел.
Звали ее исключительно Анечкой. Никаких грубоватых дворовых сокращений, никаких прозвищ и злых детских дразнилок. Машке сначала было немного непривычно, но уже на следующий день по-другому просто не получалось. Анечка же, как иначе?
И вот эта примерная девочка-ангелочек сейчас стояла перед взбешенным воспитателем и, зажав ладонями уши, бесконечно повторяла:
— Я вижу. Вижу. Вижу…
Нина Рудольфовна стремительно теряла контроль над ситуацией и над собой. На ее щеках и шее проступили ярко-красные пятна, пальцы сминали тонкие книжные страницы, рот беззвучно открывался, опережая мысли. Она переводила злой и, как Машке показалось, затравленный взгляд с одного детского лица на другое, и на каждом из них видела испуганное непонимание.
— Замолчи! Замолчи! Замолчи! — на одном дыхании выпалила она, не замечая, что невольно попадет в тот же повторяющийся ритм.
Этого оказалось мало. Нина Рудольфовна подалась вперед, наступая на упавшую на пол книгу, схватила Анечку за плечо и встряхнула:
— Заткнись!
Голова девочки сильно запрокинулась назад и закачалась на тонкой шее, как у китайского болванчика. Дети пятились, расступаясь в стороны, и жались друг к другу. Анечка замолчала, а затем снова взвизгнула:
— Я вижу!
Звонкий голос срывался в рыдания, стал чужим и совсем недетским.
Машка до этого времени была уверена, что истерики в настолько острой форме встречаются лишь на страницах учебников или в сериалах для домохозяек. Невозможно же довести до такого. Зрелище пугало и завораживало одновременно. Она никак не могла заставить себя сделать хотя бы шаг и прервать это безумие.
— Я вижу… — стало тише и превратилось в тонкие всхлипывания.
Казалось, еще немного — и все успокоится и без ее вмешательства. Но тут Ванька неожиданно громко сказал:
— И я вижу.
— Что? — растерянно спросила Нина Рудольфовна и мгновеньем позже, опомнившись, гаркнула: — Не выдумывай!
— Кошку, — зачарованно повторил Ванька. — Большую. Там, — и пальцем указал в дальний угол.
— И я…
— И я…
— Там…
Дети один за другим поворачивали головы, вытягивали руки в одном направлении и остекленевшими глазами смотрели вперед. Кто-то улыбался, кто-то растерянно закусывал губу, кто-то даже дернулся в ту сторону, но остановился. На комбинезоне Глеба спереди расплывалось темное пятно, но ни он сам, ни другие дети не обратили на это внимания. В другое время нашлось бы немало желающих позлорадствовать над вечным обидчиком, но сейчас они словно находились в трансе. На одной волне. Все.
Это было похоже на старый американский ужастик из тех, что сейчас вызывают у зрителей только смех. Только вот Машке смешно не было. Мысль войти в группу окончательно исчезла, хотя логическому объяснению это не поддавалось. Просто расхотелось как-то разом. Правда, и не смотреть было невозможно. Неприятно щекочущее чувство в груди заставляло вытягивать шею в попытках разглядеть то, что видят дети, и не давало уйти.
— Прекратите! — взгляд Нины Рудольфовны ошалело метался от одного ребенка к другому, но на ее крик никто не обращал внимания.
Даже Машка слышала голос воспитателя глухо, как будто издалека. Так иногда прорывается сквозь музыку в наушниках уличный шум. Но сейчас никакой музыки не было, лишь низкий почти неуловимый гул, отдающийся тяжестью в затылке и ломотой в висках.
— Прекратите! — в последний раз взвыла Нина Рудольфовна. — Там никого не…
Оборванное протяжное «не-е-е-ет» еще висело в воздухе, когда она обернулась в ту сторону, куда смотрели дети, и жалобно всхлипнула, прижав ладонь ко рту. Прищуренные от злости глаза широко распахнулись и уставились в одну точку. Нина Рудольфовна помотала головой, отказываясь принимать то, что видит, и испугано попятилась. Лихорадочные красные пятна на щеках растворились в мертвенной бледности, которая тут же сменилась равномерно заливающим лицо пурпурным цветом, настолько темным, что на него было страшно смотреть.
Машке от дверей было плохо видно, что именно так подействовало на Нину Рудольфовну. Обзор закрывал высокий стеллаж, на котором громоздились книги, игрушки, цветы и клетка с хомяком по центру. Обычно спокойный и ласковый зверек с истошным писком бросался на прутья и через несколько секунд взъерошенным комком забился в угол. Прямо над клеткой в просветах зелени воздух плыл и колебался, словно над горящим костром. Бесформенное зыбкое марево густело, обретало сначала размытые, а потом четкие и уже узнаваемые очертания. Огромный, почти до потолка, кошачий силуэт клубился, наполнялся красками и набирался сил. Становился живым.
— Я вижу, — спокойно, не доказывая, а просто сообщая очевидное, сказала Анечка. Шагнула вперед и протянула руку. В жесте безошибочно угадывалось желание погладить… это.
Нина Рудольфовна захрипела, силясь что-то сказать, но из горла вырывалось только сиплое сбивчивое дыхание. Она отступила еще дальше, жадно хватая открытым ртом воздух, ее горло судорожно дергалось, а глаза закатились. Спустя несколько секунд она покачнулась и тяжело рухнула на пол. Ее голова с размаху ударилась о детский стульчик, ножки которого с громким треском подломились и расползлись в стороны. Из одной ноздри потекла тоненькая струйка крови, собираясь лужицей на деревянном сиденье.
Машка с минуту заворожено смотрела, как дети, обходя Нину Рудольфовну, толпятся возле Анечки и выставляют ладони, касаясь ставшего мутно-серым туманного силуэта. Их пальцы тонули в густой дымке, и по ней расходились неровные круги. Она рвалась, расползалась в стороны, а потом снова собиралась в одно целое.
Машке давно уже было жарко в верхней одежде в хорошо отапливаемой раздевалке, а тут вдруг обдало волной холода, смешанного со страхом. Капли пота на спине превратились в льдинки и кололи кожу. Паника скрутила внутренности и заставила отступить на шаг назад. Потом еще на один. И еще. Нога неловко зацепилась за низкую скамейку, которая сдвинулась в сторону с ломающим тишину скрежетом. Машка вскинула голову и в узкой щели приоткрытой двери встретилась взглядом с Анечкой. С улыбающейся Анечкой. Радостно улыбающейся.
А дальше Машка просто бежала. Петляя по коридорам, гулко топая по лестнице, хлопая дверью, утопая в сугробах и пугая прохожих. Наплевав на мертвую Нину Рудольфовну и на брошенных детей. Лишь бы подальше оттуда.
Старушка на автобусной остановке в двух кварталах от детского сада поинтересовалась, все ли с ней в порядке. Машка не могла ни отдышаться, ни понять, чего от нее хотят, и только мотала головой в ответ на протянутый ей большой клетчатый платок. Причина выяснилась уже дома, когда она увидела красные разводы на перчатках и текущую из носа кровь, размазанную по щекам и коркой запекшуюся на губах и подбородке.
— Сказали, что это инсульт. Кровоизлияние в мозг. Возраст… — Машка как-то разом сникла и уткнулась в чашку с остатками остывшего чая. — Меня даже не спросили ничего, когда я увольнялась.
Она залпом допила чай и замолчала, стискивая в ладонях чашку. Я тоже молчала. Не представляю, что тут нужно было говорить.
— Они с ней еще часа два были в группе. Пока первые родители не пришли… К психологу их всех водили и все такое. И сказали, что все нормально… Нормально, блин! — она оттолкнула от себя чашку и вскинула голову, а я отшатнулась, чуть не слетев с табуретки. — Они, видите ли, думали, что она спит! Спит…
У Машки из носа шла кровь. Капала на вытертую клеенку, а она этого даже не замечала.
— Не веришь? — устало спросила она, как будто ответ ее и не интересовал. Или она его знала.
Я неопределенно пожала плечами, думая, что ей, наверное, не мешало бы и самой сходить к психологу. Стресс же, любой может сорваться. Черт знает, что там в голове будет в такой ситуации.
На следующий день мы разъехались по домам. Каникулы, море и отдых если не стерли Машкину историю из памяти, то задвинули ее очень далеко. Пересказывать ее кому-нибудь другому я не собиралась. Никто же не поверит, а шутить такими вещами не стоит. Так и забылось все почти на полгода.
А сегодня у меня был первый день практики. В деканате как обычно все переиграли, и я оказалась в сто двадцать втором детском саду, где Машка работала. Попала сразу же на небольшой скандал. Нет, воспитатели там хорошие. Дети спорили. Толком даже не понятно, о чем: я только самый конец захватила.
Высокий лохматый мальчишка сжимал в кулаке розового медведя с оторванной лапой и торчащим из дыры наполнителем и зло смотрел на всех остальных. Из носа у него шла кровь. Воспитатель сначала сама суетилась с ватой и перекисью, но толку было мало, и пришлось вести его в медпункт.
— Мы с Глебом скоро придем, а вы пока покажите гостье нашу группу, — улыбнулась она перед уходом и предложила: — Анечка будет вместо меня за хозяйку.
Анечка в компании других детей послушно водила меня по группе, показав все от ящиков с игрушками до клетки с хомяком, и прижимала к себе покалеченного мишку. А потом сидела с ним в обнимку за стеллажом и что-то беззвучно шептала, утешая.
Рассказ Машки вспоминался помимо воли. Четко отложился, как оказалось. Тем более, Глеб в этот день так и не вернулся, и родители его прямо из медпункта забрали. Весь остаток дня я от этих глупостей отмахивалась, но они все равно в голову лезли. Например, что Машку я в этом учебном году ни разу и не видела, даже мельком, а ведь она точно поступила.
На ее страницу вКонтакте я полезла уже за полночь, сама толком не зная, зачем. Не напишешь же «я тебе вроде и не верю, но все равно боюсь». Вот она поржет.
Одного взгляда на стену хватило, чтобы понять: не поржет. Я минут десять, не веря, смотрела на немногочисленные записи «мы всегда будем помнить тебя» и картинки с горящей свечой. Машка умерла еще летом, спустя три недели после нашего разговора.
Тихонько тренькнуло оповещение о новом сообщении. Машкин брат был не слишком многословен, да мне этого и не требовалось. В глазах стояло одно-единственное слово. Инсульт.
Через три часа зазвенит будильник, и мне надо будет идти в детский сад. К «классным детишкам» и Анечке.
Оказывается, не верить и бояться гораздо проще, чем верить и бояться.
@музыка: Les Misérables "Javert's Suicide"
02.11.2014 в 22:48
Вот как спать теперь?
02.11.2014 в 22:56
02.11.2014 в 23:22
02.11.2014 в 23:35
02.11.2014 в 23:43
Язык слишком достоверный, видимо
Отличная работа. А Кинг просто лучше пропиарен))
02.11.2014 в 23:51
02.11.2014 в 23:59
А до Кинга ой как далеко ))
Раника, А до Кинга ой как далеко [2] )))
А в садике соблюдай осторожность
03.11.2014 в 00:35
03.11.2014 в 00:38
15.11.2014 в 17:35
Невероятно страшно просто!
Дети - они и без того казались мне всегда немного... странными, что ли. А теперь особенно)
15.11.2014 в 21:15
29.11.2014 в 21:40
Вот-вот))